На полпути в ад - Страница 124

124

Он заглянул в лавку, убедился, что на него никто не смотрит, живо запихнул книжку под куртку и дал деру. «Вот ты и стал вором, Юстас, — сказал он себе. — Ну и как? Какие ощущения?» И сам себе ответил: «Волнительно».

Придя домой, он с превеликим усердием взялся за книгу.

— Ага, — сказал он, — ничего сложного. Стискиваем зубы и начинаем играть голосом, как мячом. В мяч я, помнится, играл в детстве, ну а зубы стискивать мне не привыкать. Да здесь вдобавок и гортань нарисована, и буквы стоят — ясней не бывает. Быстренько освою чревовещание, смастерю манекен по всем правилам высокого искусства — оглянуться не успеешь, как деньги потекут рекой.

Не откладывая дела в долгий ящик, он перетряхнул свои залежавшиеся скульптуры, надеясь отыскать достойного соперника для Чарли Маккарти. Но хотя он и предал былые идеалы, они, как видно, не торопились с ним распроститься.

— Да, — произнес он, — работы мои великолепны, но нельзя останавливаться на достигнутом. Я должен изваять такую натуральную статую, чтобы зрители не моргнув глазом приняли ее за моего помощника, и мне не осталось бы ничего другого, как пригласить их на сцену и разрешить потыкать в него булавкой.

Он огляделся в поисках материала для будущего шедевра и обнаружил, что нищета, выбивая у него почву из-под ног, прихватила заодно и камни.

— Ну что ж, — сказал он, — вылеплю его из глины. У глины свои преимущества: она легче, теплей на ощупь и лучше поддается булавкам. Надо же порадовать тех, кто полезет на сцену — подобные людишки все в глубине души садисты.

На следующее утро он отправился на задний двор и, поработав киркой и лопатой, докопался до слоя красной глины куда более высокого качества, нежели та, которую сбывают в художественных салонах. Из нее он вылепил статую мужчины на редкость приятной наружности, с волнистыми локонами и греко-римским профилем. Лицо, правда, вышло не в меру надменным, и он взялся его подправлять, но на этот раз даже его непревзойденного мастерства оказалось недостаточно.

— В конце концов, — рассудил он, — вещица получилась гениальная, а гениальному идет легкая надменность.

Желая придать своему творению необходимую гибкость, он приладил к голове и конечностям старые диванные пружины, которые в изобилии произрастают на задних дворах Бруклина. Затем, вдохновленный поразительным результатом, распотрошил два-три помятых будильника (идеальный снаряд для метания в котов, по мнению его соседей) и закрепил пальцы и веки. Порывшись на помойках и раздобыв уйму пружин всех сортов и размеров, он весьма удачно приспособил их в нужные места, не забыв и те, которые не принято демонстрировать со сцены. Зато теперь у манекена были все основания выглядеть надменно.

Раскалив добела старую, ржавую печь, он до тех пор обжигал глину, пока она не стала легкой, пористой и прочной. Потом покрыл ее матовой глазурью и раскрасил в естественные тона. И наконец, призаняв деньжонок, выкупил в ломбарде свой парадный костюм, отметив к вящей радости, что на манекене он сидит не в пример лучше, чем на нем самом. Часа через два, досыта насладившись достигнутым эффектом, наш герой снял телефонную трубку и позвонил Сэди.

— Сэди, — сказал он, — приходи быстрей. Я приготовил для тебя сногсшибательный сюрприз.

— Не знаю, право, удобно ли это, — отозвалась Сэди. — Молодая девушка в гостях у скульптора… Мы ведь до сих пор не помолвлены. А вдруг кто-нибудь увидит?

— Пусть видит, — сказал он. — Нам нечего больше бояться. Долой нелепые условности — у меня скоро заведется столько тысяч, сколько тебе за всю жизнь не пересчитать.

— Это другое дело, — отвечала Сэди. — Сейчас буду.

Миг — и она стучала в дверь, а он летел ей навстречу.

— Ой, Юстас, ты серьезно? — восклицала она. — Мы так долго ждали!

— Главное, дождались, — ответил он. — Вот, разреши тебе представить, мистер Берти Макгрегор, творец нашего счастья.

— Очень приятно, — разулыбалась Сэди, зардевшись как маков цвет. — Если Юстас говорит правду, отныне я самая преданная поклонница вашего творчества. По-моему, вы просто душка.

— Душка-то душка, — заметил Юстас, — только заслуги его в этом нет — он обыкновенный манекен, а хвалить нужно меня.

— Манекен? — изумилась Сэди. — А я-то перед ним распиналась. Но он прехорошенький! И знаешь, Юстас, когда я с ним заговорила, он вроде бы даже кивнул и улыбнулся.

— Еще бы не хорошенький, — произнес Юстас, — я на него добрых полдня ухлопал. А кивать и улыбаться ему легче легкого: он, к твоему сведению, буквально нашпигован пружинами. Уверяю тебя, это совершенство с головы до ног.

— С головы до ног? — переспросила Сэди.

— Да, — подтвердил Юстас, — когда поженимся, я объясню тебе подробней. А пока посмотри: тебе не кажется, что у него слишком надменный вид?

— Нисколько, — возразила Сэди. — Вид у него весьма привлекательный, мужественный и даже, я бы сказала… В общем, я тебе объясню, когда поженимся. Но, Юстас, если он манекен, почему ты назвал его творцом нашего счастья? Опять какие-то фантазии?

— Никаких фантазий, — с улыбкой заверил Юстас, — одна суровая реальность.

И он посвятил ее в свой грандиозный план.

— Вот, полюбуйся, — сказал он напоследок, — я уже и афишку набросал для широкой публики. Кстати, если мы хотим снять зал, нам понадобятся твои сбережения. Буквы у меня получились необыкновенно броские, ты не находишь? Особенно вот здесь, обрати внимание, где я приглашаю зрителей уколоть его булавкой, дабы убедиться, что, несмотря на живописную внешность и живое остроумие, в нем нет больше ничего живого.

124